Ностальгия всегда искажает прошлое.

воспоминания с каждым годом

оказываются всё меньше привязаны

к фактам и всё больше воспроизводят сами себя, поглощая детали. они становятся обобщенными и приобретают идеализированные формы. Со временем сигналы нейронов искажаются и смешиваются, а память коллажируется. Тогда мы начинаем

с приятной тоской воспоминать о том, как было раньше.

Название работы отсылает к одноименному произведению Джона Эверетта Миллеса, английскому художнику второй половины XIX века. Живописное произведение изображает утонувшую уже Офелию, распахнутыми глазами смотрящую вверх, в сторону неба. Эта неспешность и видимая бессюжетность стала вдохновением для художницы, которая почувствовала замедление в период изоляции. Видео бесстрастно фиксирует проплывающие облака, отраженные в реке. Работа посвящена одиночеству, опыту долгого нахождения в замкнутом пространстве и способам его освоения, созданию «второй» природы в условиях недоступности первой.

Главным предметом на период изоляции стала медицинская маска, призванная защищать людей от вируса. Однако после отмены карантина стало очевидно, что маски теперь стали важным средством защиты от общения, средством фильтровки поступаемой информации. Я использую бывшие

в употреблении медицинские маски, размещая на них коллажи. Их сюжеты представляют собой собранные мифы

и легенды периода изоляции, когда главным средством общения были СМИ, а основные новости косвенно

или напрямую были связаны

с новым миром, «который

не будет прежним».

Как любой старый дом, дача Рябушинских хранит память минувшей эпохи. Следы людей, которые жили или бывали в этом доме наполняют здание, повсюду доказательства случившихся событий, запахи старинных духов, шорох ткани, стук каблуков и обрывки фраз. Название работы отсылает нас к

англоязычному слову «peep», что

переводится как «щель», «писк»

(мышиный) или «звук», но также

«подглядывать», «прищуриваться». Видео выглядит игровым фильмом,

где в главной роли оказывается подглядывающая мышка, которая спряталась под столом или в стене

и следит за проходящими мимо людьми. Но на самом деле, это

почти документальное кино, и оно

фиксирует частную историю в предметах повседневности. В видео «peeeep» человеческие персонажи безликие, но они — идеальный знак времени, вбирающий приметы прошлого.

Прозрачная штора предназначена для того, чтобы ежедневно прятать от посторонних глаз интимности быта — человеческую наготу во время купания. Санитарная комната стала едва ли

не единственным местом, где человек по-настоящему остается один.

В усадьбе Рябушинских множество укромных местечек, в которых можно побыть в одиночестве, фантазируя о

чувственных приключениях. Стыдливый

текст «Меня здесь нет» защищает того, кто находится за шторкой.

В современных реалиях, во время и после пандемии, вместе с возрастающим уровнем цифровизации мира и глобальными экологическими катастрофами, общество крайне уязвимо. Криптозоология, магия, гороскопы, теория заговоров и современное искусство дают желанный уход из реального мира. Меня интересуют взаимоотношения художника и зрителя (потребителя искусства). Потребитель хочет отыскать правду в мире постправды. Художник хочет быть обнаруженным зрителем. В качестве продукта творчества он зачастую выдаёт саморефлексию или то, что от него ждет арт-сообщество. В процессе, художник и зритель часто меняются местами, становясь друг для друга агентами альтернативной реальности.

Большим испытанием стало время после карантина. Это время недоверия к тем, кто не носит маски и бесконечные подозрения в их отношении. Сейчас я боюсь ходить в общественные места и трепетно отношусь к соблюдению социальной дистанции.

Например, я не могу спокойно сидеть на

стуле, потому что не знаю кто сидел там

до меня и чем болел.

Инсталляция «Без названия» посвящена

случайному осознанию возможной потери. В видимом объекте пока читаются очертания стула, но он уже начинает разрушаться. Еще

некоторое время и предмет исчезнет, став однородной массой пыли. Но стоит только дунуть ветру, не останется и её.

В детстве я часто практиковала одну

языковую игру: повторяешь известное слово много раз и в какой-то момент его смысл улетучивается. Открытием для меня стала непрочность, с которой значение держится в слове.

«Брык» — это сказка, записанная на

несуществующем, выдуманном диалекте. И главный способ общения

в ней — интонация.

Услышать работу можно на soundcloud.com

Домового традиционно связывают с понятиями домашнего духа, покровителя дома, мифологического хозяина, который обеспечивает нормальную жизнь семье, живущей на его территории.

Это портрет-маска Домового, оставшегося стеречь заброшенный дом. Крыша в доме протекает, стены покрылись плесенью. Поздней осенью пришлю люди в одежде цвета хаки и сняли все полы. Мебель и весь скарб рухнул в погреб. В доме холодно и сыро, пахнет грибком. Дом умирает. Но Домовой не может покинуть свой пост. Он как капитан тонущего корабля, будет с ним до конца.

Инсталляция иллюстрирует отношения

внутреннего и внешнего миров. Работа

состоит из двух объектов. Лица внутри

первого (скворечника) покрыты сусальным золотом, предстающим здесь мистическим светом, а лица становятся ликами. Они расположены на земляной насыпи, «первом» фоне, который напоминает нам о начале и конце всего. Снаружи пульт дистанционного управления, переключающий каналы воображаемого внутри объекта телевизора. Здесь же постоянно включенная табличка «on air».

Подобные устанавливают у дверей

эфирных студий, и они загораются во

время включения микрофона. Через лики, отражающие свет включенного экрана, авторы создают метафору души,

заключенной внутри материального мира.